Донна Каран: «В индустрии сейчас царит полный бардак»
С легендарной Донной Каран мы встречаемся в шоу-руме Urban Zen — бренда, которым она занимается вот уже десять лет.
Донна — вся в работе: придирчиво рассматривает «луки», то и дело отправляет моделей переодеваться, подбирает все новые и новые аксессуары к каждому образу. А параллельно еще и беседует с двумя симпатичными байерами бутика SVMoscow — единственного места в России, где продают Urban Zen. За кардиганами, рубашками с драпировкой и платьями из тончайшего шелка от Донны там уже выстроилась очередь.
Дизайнер верна себе. В 80-х она познакомила светский Нью-Йорк с йогой, простыми и удобными вещами и тем стилем жизни, который теперь зовется mindfulness. В 2017-м — учредила благотворительный фонд, возит студентов Parsons на Гаити — знакомиться с местными жителями и обучаться народным промыслам. От старых друзей Донна тоже не отказывается в одночасье. Она была чуть ли не единственной, кто вступился за Харви Вайнштейна в ходе секс-скандала вселенского масштаба.
Молчал даже давний друг соблазнителя Квентин Тарантино, а Каран — высказалась. Вот женщина! И разговор у нас с ней вышел непростой: о непорядке в люкс-корпорациях, о том, что сгубило бренд DKNY, и, наконец, о том, почему в индустрии моды царит полный бардак.
Потому что я, к сожалению, не верю в существующую модную систему, она сломана. Работа в DKNY и Anne Klein научила меня этому. Сейчас все происходит так: клиент смотрит коллекции онлайн, ему нравятся вещи, а в Китае уже штампуют подделки. Я решила, что новая коллекция Urban Zen будет не столько подиумной, сколько базовой, носибельной одеждой. Расскажу для лучшего понимания, как история с Urban Zen началась. Я много занимаюсь благотворительностью и после землетрясения на Гаити начала помогать аборигенам. Создала фонд, который субсидировал местные промыслы. Этот проект начался как филантропический, а дошло до того, что меня наперебой стали спрашивать: «Донна, где одежда?» Сейчас я даже привожу на Гаити студентов Parsons. Для индустрии наступило нелегкое время. Я считаю, что юным дизайнерам необходимо выбираться во внешний мир — и смотреть вокруг.
Все — так. Есть, правда, одна проблема: между тем временем, когда начинала я, и нынешним существует большая разница. В моем поколении не слишком много дизайнеров, в одиночку построивших собственный бренд: я, Кляйн, Лорен, Армани. В более демократичном сегменте — Тори Берч, Майкл Корс. И я работаю совершенно по-другому, не могу себя с ними сравнивать. Некоторые клиенты понимают меня. Я понимаю их. Делаю вещи любых размеров. Так вот, если говорить о сегодняшних дизайнерах, то, я считаю, проблема в том, что они не понимают тело, его особенности.
Чего именно они не понимают?
Поясню. Сейчас многие спортивные вещи предназначены для плоской фигуры. Нынешние дизайнеры не умеют работать с телом. Сегодня я ходила на шоу Balenciaga. Это, безусловно, нечто совершенно другое, чем то, что делаю я. Клиентам нужно будет время, чтобы привыкнуть к такому.
Думаю, я, скорее, ввела моду на йогу. Люди тогда думали, что я немного свихнулась: на дворе были восьмидесятые, никто этим не увлекался. Кстати, люди много лет считали, что я сумасшедшая, еще до того, как в мою жизнь пришел успех. Не думаю, что это хорошо.
Почему? Мне кажется, мода — как раз индустрия свихнувшихся людей.
Нужно соизмерять свои мысли с готовностью клиентов к новому. Разумеется, они поняли «семь простых вещей», потому что в то время женщины носили рубашки и галстуки, как мужчины, в отличие от вас сейчас.
Но тогда это было революцией — появление образа сильной женщины. Это несколько похоже на происходящее сегодня. В своем роде вы это предвидели — интерес к простым вещам, на каждый день?
Я всегда держалась особняком — была именно что дизайнером спортивной одежды. Потом появился DKNY — такого до нас никогда никто не делал. Я открыла отдельную компанию потому, что решила шить одежду, которую мне самой хотелось носить — мне или моей дочери, которая регулярно «таскала» у меня вещи. Как дизайнер я — большая эгоистка.
У меня накопилось недовольство — и как у работающей женщины, и как у дизайнера. Я так давно этим занималась, меня столькому научили в Anne Klein. Я отличалась от большинства модельеров, для которых работа в индустрии была в новинку. Было время… Посмотрите на нынешних дизайнеров — они все сотрудничают с актерами и актрисами. А я работаю с гаитянскими ремесленниками, и мне именно это интересно. Мне нравится сотрудничать с людьми. Результат трудов не должен быть связан со мной. Я, скорее, вдохновляю и учу тех, кто хочет сам расти. Ко мне за этим и приходят.
Вы большие друзья с Келвином Кляйном…
Я знаю его с восемнадцати лет, мы работали в одном здании. Я как-то предложила ему: «Почему бы нам вместе не присоединиться к Кляйнам? Келвин Кляйн и Anne Klein. Я делаю половину сезона, ты — половину. Не хочу все время придумывать вещи, хочу и путешествовать». И посмотрите, как все сложилось: он сейчас не работает, а я еще в трудах. Забавно.
Вашу сделку с LVMH называют блестящей. Вы продали компанию за большие деньги, а когда настала пора перепродавать ее, это уже не было вашей проблемой. Вы заработали достаточно, чтобы создать Urban Zen. Когда люди слышали о том, что я беру интервью у Донны Каран, сразу вспоминали этот случай. Еще говорят, ваш новый бренд будет даже круче DKNY.
Думаю, это возможно. Я сказала LVMH, что хочу основать Urban Zen, еще когда они покупали DKNY. Понимаете, у меня большой опыт: я работала в Anne Klein, Donna Karan, DKNY. Я считаю, что мода меняется, и Urban Zen — это бренд будущего. Разумное потребление — очень важно. Причина, по которой я решила заключить сделку с LVMH… Я надеялась, что мы будем отличной командой. Мы продали компанию — чего я не хотела делать — потому, что мои партнеры хотели вывести ее на IPO. А я — нет.
Мы были молоды, развивались, делали духи для DKNY, у нас были магазины. Это влетало, как вы, русские, сказали бы, в копеечку.
Не могу ответить на этот вопрос. Хотелось бы, но не могу. Я, честно, до сих пор не знаю почему. Мы разные. У меня было одно видение, у них — совсем другое… Не уверена, что у них даже есть понимание, кто такой дизайнер. Им нравится делать шоу. А я гонюсь не за шоу, а за реальностью.
Самая большая проблема была с аксессуарами.
Да. А я не хотела этого. LVMH существует только шестнадцать лет. Столько всего за это время изменилось. Я работаю по-другому, строю с людьми долгосрочные отношения — Джейн Чанг, с которой работала еще в Anne Klein, я, например, взяла к себе прямо из Parsons. И мы с тех пор дружим. «Пришел — ушел»? Так дела не делаются. Когда я узнала, что работу Donna Karan хотят остановить, я была шокирована. Но я к тому моменту уже десять лет занималась Urban Zen. И я сказала: «Раз уж никто не слушает меня, займусь-ка тем, чем хочу». Вот и все.
Как вы думаете, почему LVMH продали бренд? Они редко продают что-либо вообще.
Я сама об этой сделке узнала не сразу. Мне позвонили журналисты, когда я работала на Бали, и спросили, что я думаю по поводу продажи. Я была в шоке: «Вы хоть понимаете, о чем говорите?» Знаете, когда LVMH купили мой бренд, об этом никто не ведал. И никто не мог этого ожидать. Верите или нет, но какой-то экстрасенс пришел ко мне в офис и заявил пиарщице: «Я вижу Донну на переговорах, вижу отчетливо, как она подписывает бумаги». И это произошло не за один день. Мой муж умирал, а мои партнеры тем временем вывели компанию на IPO и продали ее LVMH. Мы совершенно не были готовы к этому.
Я по-прежнему так отношусь к работе над коллекциями. Что до LVMH — самое большое разочарование для меня было в том, что они не развивались так, как до покупки развивались мы. Они не принимали нас всерьез.
Теперь, после победы Трампа на выборах, поднялись дискуссии о новой волне феминизма. Считаете ли вы, что женщины все еще должны бороться за свои права даже в Америке?
Конечно. Посмотрите, что происходит вокруг. Мы что, единственная страна, где женщина не может стать президентом?
Это уже другая история, лучше бы ее не обсуждать, слишком сложно для меня. Знаете, в 1992 году мы сделали рекламную кампанию: фейковые листовки «Хиллари Клинтон — в президенты». Потом она надела мое платье с открытыми плечами на первый обед в Белом доме. Пресса меня уничтожала.
Почему?
Потому что сначала поверх платья был блейзер, а потом Хиллари его сняла. А в плечах, мол, никогда нельзя толстеть.
Сейчас в индустрии царит полный бардак. И я объясню почему. Это, на самом деле, очень просто. Дизайнеры и пиарщики разговаривают не с клиентами, а сами с собой. Покупатели пребывают в сильном замешательстве. Они видят всю осеннюю коллекцию онлайн, причем весной. На мой взгляд, пресса не должна всем так быстро показывать «товар». Когда-то только пара-тройка вещей с шоу попадала в специализированные модные издания, остальное же было — для избранных клиентов. Что может реально спасти индустрию, так это подход see now — buy now. У меня очень четкая модель работы. Я говорю об этом уже пятнадцать лет, и, признаться, повторять очевидные вещи мне уже поднадоело.
Я думаю, что нужно показывать вещи и тут же продавать их. Я делаю так. Поход в бутик за одеждой должен быть не обыденностью, а событием. Именно в бутик. Мне хотелось найти спокойствие в хаосе сегодняшней моды, поэтому я основала Urban Zen. Если вам нужно яркое шоу — это одно, хотите продавать вещи — другое.
Дело в индустрии, а не в покупателях. Я считаю, что сейчас индустрия замкнулась на себе. Покупатель не понимает, что происходит. Берет одну вещь здесь, другую — там, без системы, необдуманно, не получая от этого никакого удовольствия.
Другого бренда не будет. Urban Zen настолько важен для меня, это моя концепция и мое видение. Успешным его сделало то, что я начинаю с самых основ. Я работаю с клиенткой, раскрываю в ней нечто новое. Вот чем я известна. Нельзя показать клиентам новые измерения одной лишь «подиумной» коллекцией.
Можете назвать дизайнеров, которые работают так же, как вы? Строят диалог на том же уровне.
Ральф, Армани: мы — про жизнь. Рик Оуэнс, верите или нет. Я попросила Рика поработать для Donna Karan много лет назад. Я знала, что тогда все будет таким, как мне хотелось. Рик в то время жил в Лос-Анджелесе и только-только открыл свой бренд. Я ходила к нему на шоу недавно… Все еще ношу его футболки.
Без сомнения. Я думаю, иногда там все меняется слишком радикально, но они работают с молодежью, и в их ситуации это совершенно нормально. Молодежь вообще растет в новой модальности. Причем, уверена, пошло это именно с Японии. Я была потрясена японской модой, не скрою.
Значит, будущее за Японией?
Не знаю, я слышала, там сейчас тоже все стандартизируется. Как и в Лондоне! Это одна из самых больных тем для меня — одинаковость брендов по всему миру. Никто и нигде не уделяет внимание, допустим, российской, китайской специфике. Все говорят на одном и том же языке.
Понимаете, что я хочу сказать, — не важно, в какой стране вы сейчас зайдете в магазин, вещи в Нью-Йорке не будут отличаться от вещей в Лондоне или в Пекине. Все — одинаковое.