Против правил: королевская эстетика в украшениях Cartier

Пока мода живет темпами 2017 года и разгоняется до космических скоростей, ювелирная индустрия, скорее, степенно шествует, оглядываясь на блестящее во всех смыслах прошлое.

Это ни для кого не новость, но все же: мемы, персонажи сериалов Netflix, феминистические лозунги и прочие атрибуты современной фэшн-индустрии до солидных ювелирных домов попросту не добираются, можно сказать, не проходят фейсконтроль на входе. Сложно представить кольцо с бриллиантом в сорок каратов и гравировкой we should all be feminists. Не менее сложно — фигурку Одиннадцатой из «Очень странных дел» на многослойном жемчужном колье. В почете по-прежнему традиции, пожелания клиентов императорских кровей: величина, яркость и вес драгоценных камней.

Характеристики кажутся формальными, но в ювелирной индустрии они имеют первостепенную важность. Самоирония в этом мире, прямо скажем, редка. Высокое ювелирное искусство — все же о другом: драгоценных камнях и благородных металлах, что их скрепляют. Посыл этот прост, однозначен и настолько убедителен, что который год кочует из коллекции в коллекцию, нисколько не теряя в весе. Ветераны ювелирного дела Cartier (бренду больше полутора веков) берутся объяснить, почему так получается. И аргументы у них — алмазной крепости.

Жаклин Карачи-Ланган, директор высокоювелирного направления дома Cartier, прямо заявляет: первостепенная задача новой коллекции — продемонстрировать красоту отборных самоцветов. Название Résonances — не отсылка к школьному курсу физики, а попытка передать ощущение, которое у неравнодушного зрителя вызывают драгоценные камни и их сочетания.

Взять, к примеру, кольцо с белым и черным бриллиантами: гармония противоположностей, динамика инь и ян — никакого двойного дна или сложного исторического контекста, идея лежит на поверхности. Форма соответствует: белое золото лихо закручено в крупные асимметричные завитки. Это живое, энергичное, не перегруженное лишними смыслами кольцо — два драгоценных камня редкой красоты в достойнейшем обрамлении. Вы не найдете захватывающих историй о древности этих бриллиантов или скрытых отсылок в дизайне кольца: их просто нет. Чтобы наслаждаться красотой, не требуется особых знаний, не правда ли?

Впрочем, без оглядки на прошлое, как мы уже упоминали, ювелирным брендам не обойтись. Особенно в случае Cartier: бренд застал ар-нуво, ар-деко и то, что было до, и, без всякого сомнения, повлиял на то, что было после.

В истории дома, кажется, вообще нет тусклых и неудачных периодов. В середине XIX века, спустя несколько лет после основания бренда, семейство Картье работало под эгидой принцессы Матильды (нет, не той!), племянницы Наполеона I. Во времена Второй империи и после ее падения в особняке Матильды собиралась вся интеллектуальная элита Франции: принцесса спорила с Дюма-старшим о политике, помогала Жорж Санд с ходатайствами о заключенных и противниках режима, приятельствовала с Марселем Прустом.

Помимо Матильды, к Луи-Франсуа Картье благоволила императрица Евгения, вернувшая в моду неумеренную роскошь времен Марии-Антуанетты. Покойную королеву она вообще боготворила: реставрировала ее имущество, собирала уцелевшие вещи. У Картье императрица заказала серебряный чайный сервиз, а принцесса Матильда — зонтик от солнца, инкрустированный драгоценностями (одними украшениями укрыт от светила не будешь). Вдобавок Луи-Франсуа водил дружбу с Фредериком Чарльзом Уортом (это имя, с которого начинается большая часть книг об истории моды), первым модельером в современном понимании.

Проще говоря, на правильную орбиту Картье вышел с самого начала. Дальше было только лучше. Международные отделения в Лондоне и Нью-Йорке, во главе каждого — внук Луи-Франсуа Картье. Так сложилось, что старейшие ювелирные дома, как правило, предприятия семейные (к вопросу о традициях и преемственности).

Примеров масса: те же Van Cleef & Arpels, Bulgari, Boucheron — и это только начало. Высокое ювелирное искусство похоже на старинный и чопорный аристократический клуб: по простому знакомству с улицы туда никак не попасть. Служение драгоценностям должно быть делом жизни, не иначе. Но не будем отвлекаться. В начале XX века предложения от монархических дворов всей Европы лавиной сыпались на Cartier. Принц Уэльский, будущий Эдуард VII, заказавший целых двадцать семь диадем для коронации в 1902 году, называл бренд «ювелиром королей, королем ювелиров» и, несмотря на всю патетику, фактов не исказил.

Потом были путешествия в Россию — конкуренция с Карлом Фаберже и поиск лучшей эмали. Поездка по Индии и странам Персидского залива — знакомство с махараджами и их сокровищницами. Это было время активного накопительства. Поговаривают, что и в 1910-х братья Картье скупили астрономическое количество жемчуга из частных собраний, в том числе многострадальных коллекций князя Феликса Юсупова, которые ему так и не удалось увезти с собой в эмиграцию.

Увлечение Востоком не прошло даром: с 1906 года Луи Картье и его помощники начали активно работать с абстрактными геометрическими формами, ониксом и кораллом — тем самым оказались у истоков стиля ар-деко. С ар-нуво у Cartier сложились своеобразные отношения: пока весь ювелирный мир пытался превратить украшения в цветы и наоборот, Луи, большой фанат эпохи Людовика XVI, возродил стиль тех времен под названием Guirlande. Платиновые неоклассические диадемы до сих пор отчетливо выделяются на общем тогдашнем фоне.

Cartier, отдадим им должное, уверенно держатся в авангарде. Доказательство — не только колье-тиара, но и крайне занимательный «чешуйчатый» браслет: по текстуре он напоминает шкуру чудищ морских из русских народных сказок. Если браслет погладить «против чешуи», он видоизменяется: из лазурно-синего превращается в бриллиантовый. Cartier утверждают, что это принципиально новое техническое решение. Уже запатентовано, кстати.

Помимо чудо-браслетов и тиар-трансформеров, в коллекции более сотни украшений и настоящее буйство эклектики. Несколько флористических колье и браслетов явно отсылают к легендарной коллекции 1920-х Tutti Frutti, бывшей переложением традиционных индийских узоров на европейский лад (заядлые путешественники Картье как в воду глядели).

Большинство украшений, однако, бескомпромиссно самостоятельны: нет даже мало-мальски знаменитых или исторически значимых камней. Путь, конечно, новаторский, но верный: чтобы творить собственную историю, нужно освободиться от груза прошлого, со всеми его достоинствами и недостатками. Жаклин Каранчи-Ланган признается: «Цель любого мастера, а для ювелиров Cartier она имеет особое значение, — оживлять свои изделия. А что есть жизнь, если не движение?» Действительно: простые формы порой смотрятся в разы выразительнее, чем тяжеловесные и намеренно, подчеркнуто декоративные. Как-никак самое используемое в сегодняшнем глянце слово — именно «минимализм». К ювелирной индустрии это применимо в меньшей  степени, чем к модной, но отпечаток все равно накладывается. Мастера Cartier это понимают — уж время-то они чувствуют.